Отрицание геноцида

Отрицание геноцида — дениализм[1], попытка отвергать факт геноцида или минимизировать его масштаб и жестокость. Отрицание является неотъемлемой частью самого геноцида[2][3][4] и может иметь формы тайного планирования геноцида, пропаганды во время геноцида[2] и уничтожения доказательств массовых убийств. По словам исследователя геноцида Грегори Стэнтона, отрицание «является одним из самых верных показателей, что в дальнейшем геноцидальные убийства будут продолжены»[5].

Некоторые учёные определяют отрицание геноцида как заключительную стадию процесса геноцида[2]. Историк Ричард Г. Ованнисян писал: «Полное уничтожение народа требует изгнания воспоминаний и прекращение памяти. Фальсификация, обман и полуправда сводят то, что имело место, к тому, что могло бы быть, или, возможно, к тому, чего не было вовсе»[6].

По словам историка Танера Акчама, «практика „отрицания“ массовой жестокости обычно рассматривается как простое отрицание фактов, но это не так. Скорее, такое отрицание происходит на той туманной территории между фактами и истиной, где развивается подобный дениализм»[1].

По мнению Дэвида Толберта  (англ.), президента Международного центра правосудия переходного периода  (англ.), отрицание является последним убежищем совершающих геноцид и другие массовые преступления. Преступники скрывают свои деяния с целью избежать ответственности и сохранить политические и экономические преимущества, которые получили посредством массовых убийств и кражи имущества жертв, а также закрепить новую реальность путём конструирования «альтернативной истории». Согласно исследованиям, что такое отрицание не только наносит ущерб жертвам и их разрушенным сообществам, но способствует конфликтам и репрессиям в будущем[7].

Политолог, исследователь геноцида Адам Джонс  (англ.) предлагает структуру отрицания геноцида, которая состоит из ряда мотивов и стратегий. «Почти никто не умер»: если геноцид остался историческим прошлом, отрицать его проще. «Это произошло не намеренно»: причиной гибели людей могут быть названы болезни и условия, вызывающие голод, такие как принудительный труд, концентрационные лагеря и рабство, даже если они организованы данным преступником. «Жертв было не так уж и много»: минимизация числа жертв и сокрытие или уничтожение преступниками улики. «Это была самооборона»: убийства мирных жителей, в особенности трудоспособных мужчин, оправдываются превентивным нападением, их обвиняют в заговоре против преступников; преступники также могут уничтожить свидетелей преступлений и родственников жертв. «Не было единого, спланированного деяния»: преступники могут использовать ополченцев, военизированные формирования или «эскадроны смерти», чтобы не выглядеть непосредственными участниками событий. «Это не является геноцидом»: отрицатели вступают в дискуссию, используя риторику и определения термина. «Мы бы никогда этого не сделали»: положительная оценка «своей» группы не ставится под сомнение, преступник считает себя положительным. Доказательства не имеют значения. «Мы настоящие жертвы»: внимание отвлекается от жертв вне исторического контекста[8].

Примечания

  1. 1 2 Akçam, 2018, pp. 1—2.
  2. 1 2 3 Üngör, 2017, pp. 609—617.
  3. Huttenbach, 1999, pp. 216—229.
  4. Herf, 2006, p. 127.
  5. 10 Stages of Genocide.
  6. Hovannisian, 1998, p. 202.
  7. Tolbert, 2015.
  8. Jones, 2010, pp. 208, 230, 791—793.

Литература

Ссылки